Поражение Ольмедо в гостях в двадцать седьмом туре наделало немало шуму. Вот уже три тура в Сакисили не слышали о поражениях. И  когда стало известно, что дон Сакисили выписался из лечебнице, где лечил психологические травмы, вызванные выступлением его клуба в этом сезоне, и что он присутствовал на фан-вечеринке, по случаю победы над Ольмедо причем выглядел бодрым и веселым, преступные семейства Макары и Гуаякиля заволновались и приготовились к кровавым боям за очки, которые, по их мнению, обязательно должны были бы случиться.

Тем сильнее было удивление, когда стало известно, что из Сакисили поступили предложение провести конференцию с обсуждением мира и сотрудничества семейств.

Вначале появились опасения. Не готовит ли дон Сакисили ловушку? Не пытается ли он сбить с толку врагов и ослабить их бдительность? Не собирается ли он жестким прессингом отомстить за поражения? Но дон Сакисили дал понять, что его намерения – искренни. Он поручился за безопасность всех приглашенных семейств и не сделал ни единого шага в сторону приглашения дополнительных физиотерапевтов и мастеров восточных единоборств. После этого он окончательно доказал искренность своих намерений, обратившись за помощью к семейству Опероцци.

Семейство Опероцци было единственным в своем роде: во втором дивизионе оно являлось одной из самых жестоких ветвей эквадорской мафии, а в первом же стало орудием мира. Они не стеснялись дарить очки всем и каждому, скромно и спокойно богатея. Но старые привычки давали о себе знать, и за обиды дон Опероцци мстил, с удовольствием ломая ноги конкурентам. Особенно сильно это удовольствие проявлялось, когда пересекались дорожки Опероцци с теми, кто в свое время бок о бок с ним пересек рубеж, но был более удачлив, плавая среди акул первого дивизиона. Упомянутые акулы, тем не менее, быстро вычислили, что в надлежащее время выражение уважения к этому семейству, желательно выражение денежное, может обеспечить не только спокойствие своих врачей, но и сильную головную боль чужих. Но, хотя этого бизнеса было достаточно для пропитания, он не позволял платить за другие удовольствия, предлагаемые солнечным Эквадором. И тогда члены семейства Опероцци расширили свою тропу, превратившись в посланников мира и заложников во время переговоров между воюющими группировками эквадорцев.

Они никогда не лгали, никогда не изменяли друзьям. Также Опероцци никогда не забывали обиды и не оставляли ее без отмщения, как бы дорого им это не обходилось. Их не останавливали травмы и дисквалификации. Так, случайно, они и наткнулись на то, что стало их прибыльной профессией.

Когда находящиеся в разгаре борьбы семейства решали пойти на мирные переговоры, они связывались с Опероцци. Глава семейства брал на себя предварительные переговоры и определенные обязательства. А именно: нарушивший свое слово, данное на переговорах, мог быть уверен, что лучшие его одиннадцать игроков будут отправлены в больницу людьми Опероцци едва ли не навсегда. Дополнительной гарантией того, что это семейство не будет стесняться в выборе методов, было то, что только у них были такие тесные связи с полицией. Даже дон Эсполи, возглавляющий полицейский клуб, не мог похвастать официальным званием лейтенанта полиции.

И вот теперь, когда дон Сакисили попросил Опероцци вести мирные переговоры, никто не позволил себе усомниться в искренности его намерений. Тут не могло быть измены. Конференция будет безопаснее похорон.

Встреча состоялась в комнате совещаний одного небольшого банка в Лоха, президент которого был должником дона: часть акций, записанных на его имя, принадлежали дону, который, хоть и не был сицилийцем, а вырос на севере Италии, был настоящим мафиозо.

- Я  мог бы тебе доверить тебе свое имущество, - сказал он президенту, вручая ему пожизненный абонемент в VIP-ложу на игры миланского Интера. – Я мог бы доверить тебе свою жизнь и здоровье моих детей.

После этого президент ни в чем не мог отказать дону Сакисили, и в субботу утром в комнате совещаний банка были установлены удобные кожаные кресла.

Охрана банка была поручена небольшой группе специально подобранных людей, которые были одеты в форму служащих банка. В субботу, в десять часов утра, комната совещаний начала заполняться. Приглашены были все заинтересованные семейства провинции, а на столичные кланы давно махнули рукой. Обилие пафоса, мешающего делу, раздражало благородных донов.  

В распоряжении гостей был бар и буфет. Каждый представитель семейства имел право привести на конференцию только одного помощника. Большинство донов привели своих консильори, и число новичков на конференции было очень невелико.

Первым прибыл организатор и инициатор конференции – дон Сакисили, одним из многочисленных достоинств которого была пунктуальность. У Сакисили было добродушное лицо, производящее на людей обманчивое впечатление всесторонне милого человека. Жил он в доме стоимостью сотни тысяч долларов в одном из богатейших кварталов. Деликатнейший человек, он всегда сильно переживал, когда его подопечные физически устраняли соперника. Как мог, он ограничивал употребление допинга в своей зоне влияния.

Вторым прибыл дон Амбато, еще недавно наводивший ужас в сердца обитателей второго дивизиона, с облегчением вздохнувшим, когда семейство Амбато ушло флибустьерствовать в штормовые моря первого дива и разочарованно выдохнувшим, когда на освободившееся место оскалившимся волком влетел дон Эльнаси.

Амбато, человек средних лет, напоминал, скорее, портрет из журнала миллионеров: высокий брюнет, нарочито неофициально одетый, скрывал под маской честного и открытого лица расчетливую вдумчивую натуру. Никто не мог в нем с первого взгляда рассмотреть бухгалтера-графомана, отягощенного аурой скрупулезности. Дон Амбато сколотил состояние на букмекерах и азартных играх.

Особое внимание привлек его консильори – Джонни по прозвищу «Три топора». Ходили слухи про его родственные связи с доном Амбато, но, при том, в Эквадоре он ни разу до этой поры не бывал.

Следующим прибыл дон Имбабура, самый молодой из собравшихся представителей семейств. Вел он себя чуть менее скромно, чем остальные – роскошный автомобиль, кичливо одет, внешность профессионального рестлера, во всем облике что-то  голливудское. Он мало разговаривал и не улыбался. Ходили слухи, что он пользуется поддержкой донов семейств, имеющих влияние на тихоокеанском побережье. Портовые профсоюзы Манты давно искали союзника в борьбе со столичным засильем. При этом Ибарра, родовое гнездо дона Имбабуры, находилась достаточно близко к северной границе Эквадора, чтобы колумбийский картель не оставлял попыток сбывать через семейство Имбабура огромные объемы допинга. Остальные семейства на всякий случай не доверяли дону Имбабуре.

След за ним, причем в одном автомобиле приехали дон Куэнка и дон Октубрино. Ранее, еще до Эквадора, оба дона имели связи с армией, имея неплохую прибыль, используя военную авиацию, как гражданскую. Но уже в Эквадоре их пути разошлись, и однажды дон Куэнка разделил бизнес, после чего низкорослый, явно по-ирландски рыжий, дон Октубрино получил контроль над  транспортными перевозками. Целая флотилия поездов была готова доставить товары организации семейства Октубрино во все концы страны, а его же организации – чинить эти поезда по правительственным заказам.

Рядом с ним вышагивал его консильори – Алексио Сегменто, широко известный всем собравшимся, один из немногих, кто предпочел Эквадору Италию, скалистые берега Адриатического моря, но, уехав, все равно поддерживал семейство Октубрино всегда и везде.

Дон Куэнка слыл в Эквадоре оригиналом, чему немало поспособствовала его любовь к военной истории. Дом авторитетного мафиозо был украшен портретами Кутузова, Раевского и Платова.

Первым выступал дон Сакисили. Говорил он спокойно, будто и не было провальной середины сезона и неясных перспектив впереди.

- Я хочу поблагодарить вас всех за ваш приход, сказал он. – Я вижу в том оказанную лично мне услугу и с этого момента я должник каждого из вас. Первым делом должен сказать, что я пришел сюда не для того, чтобы спорить и убеждать. Я хочу посоветоваться с вами и найти способ расстаться друзьями. Даю вам свое слово, а некоторым из вас хорошо известно, что  значит мое слово. Впрочем, мы все здесь уважаемые люди, а не адвокаты, которые должны давать друг другу гарантии.

Дон Сакисили вздохнул.

- Как вообще могли дела  зайти  так  далеко?  -  задал  он риторический  вопрос.  - Итак,  это не имеет значения. Сделано много глупостей. Но давайте я опишу события так, как вижу их я.

Он остановился, чтобы посмотреть, не возражает ли  кто  из присутствующих.

- Семейства, контролирующие Гуаякиль и Кито, выходят на финальную схватку. Это может навлечь беду на всех нас. Нам нужно решать собственные задачи. Однако, ситуация такова, что семейство Октубрино уже почти наверняка оставляет нас. Таким образом, сейчас даже важнее, как сложатся наши отношения с влиятельными семействами, борющимися за выход на международный уровень, нежели передел нашей собственности. Я потерял очки в борьбе с Эмелеком, Эмелек потерял очки в борьбе со мной, мы равны.  И все это из-за ссоры по поводу допинга. Что  будет  с миром,  если  люди  постоянно идут против разума? Это проклятие Сицилии, где люди все свое время уделяют мести и  не  оставляют его  на  добывание хлеба. Это глупо. Поэтому я предлагаю: пусть все посвятит себя поиску выгоды.

Я предлагаю: давайте продадим очки лидерам, отказавшись от торговли допингом. Все, что я хочу это обеспечить себе двенадцатую строчку в таблице, после чего я готов предоставить гуаякильцам трон, попросив их пополнить наш общий, скажем так, фонд.

Это был прежний дон Сакисили. Рассудительный.  Уступчивый. Вежливый.  Все  присутствующие  поняли,  что,  несмотря  на все несчастья, обрушившиеся на семейство, с доном Сакисили  следует считаться.  Обратили  внимание на поставленное им условие. Ответил ему Алессандро Имбабура. Он говорил резко и  к  делу,  но слова его не звучали грубо или оскорбительно.

- Все это верно, - сказал Имбабура. – Но следует кое-что добавить. Дон Сакисили слишком скромен. Гарантии, о которых он говорит, означают помощь со стороны Амбато и не случиться ли итак, что в последнем туре гуаякильцы оступятся и  Сакисили получат одиннадцатую строчку, когда Амбато падут в борьбе китосцев и мантийцев за престиж. И тогда не будет нам прибыли от ведения дел со столичными семействами, и не будет также прибыли от допинга. Речь, как вы понимаете, сейчас идет, в основном, о допинге. Факт остается фактом: судьи и политики считаются с мнением дона Сакисили. Когда  речь  пойдет  о  допинге,  они прислушаются  только  к  его  голосу.  Всем  нам  это прекрасно известно. Не будь этого, мы до сегодняшнего  дня  ходили  бы  в лохмотьях.  Теперь, когда судьи и обвинители применяют в делах, имеющих отношение к допингу,  максимальные  наказания,  даже эквадорский футболист, приговоренный к двадцати годам дисквалификации, может нарушить закон  омерты  и  выплеснуть  все,  что  у него в голове. Этого допускать нельзя. В руках у дона Сакисили нити ко всем винтикам аппарата. Его отказ нельзя рассматривать, как дружелюбный  акт. Он отнимает хлеб у наших семейств. Времена изменились, и каждый из  нас  не может идти по своему, облюбованному им пути. Если в руках у дона Сакисили все судьи и анти-допинговые комиссии Эквадора, он обязан  позволить и  нам  извлечь из этого выгоду. Он, разумеется, может поднести нам за эту услугу счет, ведь мы не коммунисты, в конце  концов.

Но  он  обязан  позволить нам напиться из колодца. Ведь все так просто.

Воцарилось молчание.

Наконец, с ответным словом выступил дон Сакисили.

- Друг  мой,  -  сказал  он,  -  я  сделал  это не со злым умыслом. Все вы меня хорошо знаете. Когда я отказывал кому-то в одолжении? Это просто не в моем характере. Но  на  этот  раз  я вынужден  был  отказать.  Почему?  Я  считаю,  что  допинг в ближайшие  годы  погубит спорт.   Допинг  представляет   опасность   для футболистов. Он может поставить под угрозу все остальные дела. Знаете,  мне  приятна  вера  в  мою  силу  и влияние на судей и государственных чиновников. Дай мне бог такую силу. Я и в самом деле  обладаю  определенным  влиянием,  но  большинство  людей, склонных сегодня прислушиваться к моему совету, потеряют ко мне интерес, когда в наши отношения вмешаются допинговые вопросы. Они боятся анти-допинговую комиссию,  как  огня, и в этом вопросе их принципы необычайно устойчивы. Значит,  попросить  меня об услуге в этом деле - это то же, что попросить нанести удар по самому себе. Но если все вы  считаете это  правильным,  я  готов  пойти  вам  навстречу,  при условии, разумеется, что мы уладим и все остальные дела.

После речи дона Сакисили напряжение в зале заметно  спало, люди  полушепотом  переговаривались  через  стол.  Он уступил в важнейшем вопросе. Он обеспечит защиту организованной  торговле препаратами. Он, разумеется, никогда не примет участия в практической стороне дела и даже не вложит  в  предприятие  ни цента. Он воспользуется только своим влиянием в контрольно-судебных органах. Но и это было огромной уступкой.

С  ответной  речью  выступил дон Октубрино.

- Мы  не в состоянии удержать людей от занятия этим делом, - сказал он. - Они входят в него по собственной  инициативе,  а потом  погрязают  в  неприятностях.  Огромное количество денег, скрытое в  допинг-препаратах,  является  слишком  сильным  искушением. Посмотрите на семейство Эльнаси, к примеру.  Поэтому, вступая в торговлю допингом, мы выбираем меньшее из зол.  Наладив организацию торговли и контроль за ней, мы сумеем избежать непоправимой беды. И поверьте мне, быть в этом деле не так уж  плохо.  Нужен  только  контроль,  нужна  защита,  нужна организация. Мы не банда анархистов и не можем допустить, чтобы каждый делал все, что ему вздумается.

Выступили по очереди все доны. Все заявили,  что  торговля допинговыми препаратами - дело  вредное и принесет немало бед, но все сходились на том, что необходимо взять контроль за торговлей в свои руки. В  этом деле  слишком  много  денег,  и  всегда  найдутся люди, которые пойдут на это, не послушавшись самого строгого приказа.  Такова природа человека.

Слово взял дон Куэнка.

- Мне кажется, что убеждая дона Сакисили, мы отклонились от его предложения, заключавшегося в том, чтобы обогатить семьи, продавая помощь столичным донам или их конкурентам.

От себя готов выразить полную поддержку этой идеи.

Здесь вмешался дон Амбато.

- Я хочу отметить, что дон Сакисили четко обозначил условие, при котором он готов поддерживать допинг-траффик. А именно, наше общее участие в программе сотрудничества с тем же, к примеру, Гуаякилем. Раз так все желают контролировать торговлю допингом, то обсуждать здесь нечего. Продажа матчей – дело решенное. Семейство Амбато первым выйдет на контакт с семействами Кито, чтобы обсудить условия игры в последнем туре.

Наконец, пришли к соглашению. Разработали механизм согласования семейств вопросов выбора матчей для продажи, отслеживание работы анти-допинговой комиссии, распределение препаратов по клубам Эквадора, распределение прибыли от обоих направлений. Семейства Октубрино и Имбабура получили контроль над операциями во втором дивизионе, Амбато и Сакисили – в первом.

Наконец  дон  Имбабура  попросил  объявить   об   окончании совещания.

- Мы обо всем поговорили, - сказал он. - Мы договорились о мире и  я  предлагаю  выразить  нашу общую признательность дону Сакисили, которого мы знаем,  как  человека,  умеющего  держать слово.   Если  возникнут  новые  разногласия,  мы  снова  можем встретиться. Я очень рад, что все уладилось.

Главы семейств одновременно поднялись с кресел. Теперь, когда все шаги донов были направлены на достижение общего благополучия, они чувствовали себя гораздо спокойнее. 

 *************************************************